О свободе: четыре песни о заботе и принуждении - Мэгги Нельсон

вся материя «чувствует, общается, страдает, желает, жаждет и помнит», то, возможно, и в самом деле не существует такой штуки как «объект без желания» – и это еще одна причина, по которой желание Пресьядо неосуществимо[115].

Тех, кто привык, что человечество утверждает свою волю и власть над природой, которая понимается как собрание инертных, безмолвных объектов, опыт столкновения с «требованиями», выдвинутыми этими объектами, может сбить с толку и показаться им хаотичным. («Я пришел, настроенный восхищаться. Был уверен в себе. Но в тот день мои клетки – выруганные, покалеченные, преданные – зашлись в конвульсиях».) Те же, кто привык думать – и заботиться – о нечеловеческих силах иначе, не так удивятся нашей уязвимости к отчуждению и взаимопроникновению с их стороны – а следовательно, и необходимости вести с ними переговоры и уважать их. Эта разница заметна во фрагменте из книги Энтони Маккенна 2019 года «Земля теней», где он прослеживает конфликты между праворадикальным гражданским ополчением и племенем пайютов Бернса на северо-западном побережье Тихого океана; племенная археологиня Дайан Тиман рассказывает Маккенну: «Если мы срываем растение или часть растения, то всегда просим разрешения или предлагаем что-нибудь взамен. Мы должны уважать свободу растений»; Маккенн противопоставляет это понимание свободы другому пониманию – тому, что существует среди членов ополчения (и многих американцев): «Свобода предназначена для людей и их собственности, корпораций и денег». Нет смысла говорить, что два эти представления о свободе полностью противоречат друг другу.

Наркомемуары нередко выступают вместилищем этого по большей части подавляемого трепета перед силой нечеловеческих людей. В «Пурге» Клюн по-фетишистски одержим свойством героина и его означающих (как и Арт Пеппер в «Правильной жизни», разве что в менее философском или научном ключе). Источником фиксации Клюна выступают «белые крышечки» некоторых пузырьков с героином: «Вы скажете: ну белые крышечки и белые крышечки… Но впервые я попробовал героин из пузырька с белой крышечкой, и ее белизна поведала мне волшебные секреты дури». (Вновь не нужно сильно напрягаться, чтобы обнаружить здесь дискурс белизны, пускай даже его конкретная схема в «Пурге» остается нераскрытой.) В другом фрагменте Клюн выказал интерес к новейшим неврологическим исследованиям, продемонстрировав, что одних лишь знаков (т. е. вида белой крышечки) достаточно, чтобы спровоцировать выброс дофамина в мозг, создавая в сознании зависимого тревожный ассамбляж пульсирующей материи[116].

Знание, что мы физически реагируем на то, что мы не проглотили и к чему не прикоснулись, не должно овеществлять или усиливать наше чувство бессилия или несвободы. Подобно феноменологии, которая предлагает нам задуматься о таких феноменах, как интенция, ориентация и проприоцепция как структурирующих наше восприятие мира, такое знание может помочь нам осмыслить загадочную природу этого переплетения, которое не ограничивается пределами нашего тела или измерением человеческого. С этого ракурса мы, возможно, увидим, что пафос наркозависмости не обязательно заключается в замещении естественной любви к другим человеческим существам неестественной любовью к холодному, безмолвному объекту, а в том, что она обнажает нашу пористость – наши аппетит и уязвимость по отношению к ним. При прохождении реабилитации важнее всего понять, как соблюсти баланс между этой пористостью и верностью девизу «Не тронешь – не примешь».

Наверное, есть какая-то ирония в том, что Клюн исследует эту проницаемость не столько в «Пурге», сколько в своих следующих мемуарах «Геймлайф» о взрослении, поглощенном видеоиграми. За исключением одного неизгладимого случая предвосхищения событий, «Геймлайф» тщательно избегает воспоминаний о потреблении Клюном героина в зрелом возрасте и вместо этого размышляет над связью между миром компьютеров, игр и «той потусторонней вещью, что мы называем природой или Богом». В болезненном фрагменте ближе к концу книги, где мама Клюна пытается уговорить его примкнуть к миру человеческого социума, из которого он себя исключил (и из которого его мучительно исключили), она говорит ему: «Смысл твоей жизни в качестве отношений с другими, Майкл. Так говорит мой терапевт, так говорится в Библии, все это знают, Майкл! Когда мы умираем, единственное, что имеет значение – это качество наших отношений с другими… А теперь выключай чертову игру и начинай думать, как тебе заново понравиться этим ребятам».

Мама Клюна открыто не называет гейминг зависимостью (эту идею затрагивал в другом тексте сам Клюн)[117]. Но ее совет совпадает с идеей, преобладающей в некоторых реабилитационных кругах (и артикулированной журналистом Йоханом Хари в популярной лекции TED 2015 года), о том, что противоположность зависимости – не трезвость, а человеческие связи. Но Клюн не верит в то, что «единственное, что имеет значение – это качество наших отношений с другими», или, по крайней мере, не верит в это в полной мере. На последней странице «Геймлайфа», после очередного ритуала убийственного социального унижения Клюн некоторое время описывает удивительный цвет неба, «волшебного неба» мая 1989-го – его тринадцатого года жизни. Затем он вспоминает совет мамы, на сей раз добавляя: «Да, для людей есть теплое красное сердце. Но есть и другое. То, что движется сквозь время. То, что сделано из стойкой материи гор или звезд. Или пикселей. Или неба… Когда я буду умирать, я вспомню цвет этого неба». Разумеется, мы хотим, чтобы у Клюна были друзья, красное бьющееся сердце и масса предсмертных воспоминаний о том, как он любил и был любимым. Но здесь он также выступает посланником мира чисел, звезд, пикселей и неба, чтобы напомнить нам о том, что наше сердце одновременно человеческое и потустороннее. (Сабина напоминает нам примерно о том же: «Я принимаю Кроху-Что-Растет и вижу Бога, вижу, как он прорастает сквозь землю. Растет выше и выше, огромный, как дерево, как гора. Его лицо спокойно, красиво и безмятежно, как в храмах. Иной раз Он появляется не в виде человека – в виде Книги… белой книги, настолько белой, что она ослепляет».) Да, мы болеем за Клюна: за то, чтобы он «выключил чертову игру» и, позднее в жизни, оставил позади белые крышечки и весь причиненный ими ущерб, – но не то чтобы мы настаивали на том, чтобы он полностью сменил свою незаурядную отзывчивость к нечеловеческому на осмысленные отношения с другими людьми. Мы болеем за него: за то, чтобы он нашел способ уважать силу зависимости, не притворяясь ее хозяином и не подвергая себя новым мучениям. А для этого иногда нужно научиться позволять некоторым нечеловеческим людям просто существовать.

ПЕРЕСЕЧЕНИЕ – ЧТОБЫ НАСЛАЖДАТЬСЯ НАРКОТИКОМ, НУЖНО НАСЛАЖДАТЬСЯ СОБСТВЕННОЙ СУБЪЕКТНОСТЬЮ – ЛЮБЛЮ УЖАСАТЬ ЛЮДЕЙ – РЕАБИЛИТАЦИЯ ЗАВИСИМОСТИ – БЛОНДИНЫ – РАБОТА С ЛОВУШКОЙ – НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЛЮДИ – ОТРЕЧЕНИЕ

Ближе к концу «Тесто джанки»